Il souriait comme attendri. Gilles lui jeta un coup d'œil inquisiteur qui, comme tous les clins d'œil inquisiteurs, ne lui apprit rien. Il n'y a que les coups d'œil hasardeux qui renseignent. Décidément il avait le cafard. Quand Nathalie était là, il se sentait piégé, quand elle n'y était pas, c'était presque pire: n'était-ce pas ce que l'on appelle «gâcher la vie» de quelqu'un? Dans tous les regards qu'il croisait, dans tous les propos qu'on lui tenait, il se sentait comme «le type qui est amoureux d'une femme et qui est seul, ce soir» ou «le type qu'une femme a mis en laisse et qui se défoule». (Ce n'était pas ses rôles.) S'il ne bougeait pas de sa table, il avait l'air triste. D'autre part, s'il se précipitait sur Catherine, au Club, c'était humiliant pour Nathalie, pour lui-même. Il soupira, demanda la note, il n'avait fait que gâcher une heure.
И на лице его заиграла умиленная улыбка. Жиль бросил на него инквизиторский взгляд, который, как все инквизиторские взгляды, ничего не открыл. Только случайный взгляд способен уловить что-то. На Жиля решительно напала хандра. Когда Натали была с ним, он чувствовал себя в капкане, а теперь, когда ее нет, ему стало чуть ли не хуже. Наверное, это и называется «испортить себе жизнь». В каждом взгляде своих друзей, во всех их разговорах он чувствовал, что его считают «несчастным влюбленным, тоскующим в одиночестве», или же «беднягой, которого любовница держит в ежовых рукавицах и которому требуется разрядка». (Обе эти роли были не для него.) Если он будет весь вечер сидеть за столиком, он всем покажется грустным; если он вдруг бросится, да еще в клубе, к «малютке Катрин», это будет унизительно для Натали, да и для него самого. Он вздохнул и потребовал счет. Испортил себе еще час жизни.